Государь

В Петре Первом жила почти неудержимая стихия перемен. Его принимали за злого гения или натурала-отшельника, но он был просто остро необходимым противоядием для закоснелой Руси. Он не щадил ни старых устоев, ни себя самого. Пока бояре перешёптывались — Пётр сносил всё, что мешало свежему ветру: церкви шептались с опаской, старшие качали головой, но царь их не слушал. Его энергия била через край, гнала страну вперёд, не давая ей застыть в вечном вчера.

Он видел Европу, мечтал о другой, большой и гордой России. Всё существующее было лишь заготовкой, зачином будущего: армия, флот, города, новые правила — всё рождалось под его нажимом и страстью превращать идеи в дело. Он требовал невозможного и встречал неслыханное — порой даже невозможное становилось явью. Снисхождению не было места: ни в адрес подчинённых, ни в отношении себя.

Однако внешняя блестящая волна перемен скрывала боль утрат. Не каждое решение приводило к победе, а неудачи отзывались внутри глухо и остро. Значимые предательства резали сильнее любого политического провала. Люди, которым доверил сердце, исчезали — это ломало куда серьёзнее, чем любой внешний удар.

Но Пётр не знал другого пути, кроме как идти вперёд, собрав всю волю в кулак. С каждым разом желание менять становилось только сильнее, почти жгло изнутри. Ради будущего он мог отречься даже от личного покоя — всё ради того, чтобы страна наконец вырвалась из мрака и почувствовала живой пульс. Всё, что совершил Пётр, оставило след глубокий и противоречивый: до сих пор его выбор ощущается в самом дыхании современной России.